Марк Лубоцкий: Э. Гилельс
Сколько я себя помню, никогда и ни в каких обсуждениях музыкальной жизни, ни у кого при перечислении имен замечательных пианистов и скрипачей не возникало сомнения, что первыми в ряду великих должны стоять имена Эмиля Гилельса и Давида Ойстраха.
В годы моего студенчества в Московской консерватории я старался не пропускать самые интересные концерты. Прежде всего, симфонических оркестров, а также, естественно, скрипачей. Неоднократно я слышал выступления с оркестром Эмиля Гилельса и несколько раз присутствовал на его концертах в программах знаменитых квартетов. Так, однажды, мне довелось быть в Доме ученых, где Гилельс с квартетом им. Бородина исполнял соль-минорный фортепианный квартет Брамса. Это было незабываемый лщтцерт. Недавно, копаясь в старых своих бумагах, я случайно обнаружил одиннадцатый номер журнала «Советская музыка» за 1960-ый год. К моему удивлению, в этом номере была напечатана рецензия на этот самый концерт. Рецензия была восторженная, я с удивлением увидел под ней свою подпись и поразился своей тогдашней наглости: как я, в то время желторотый юнец, осмелился принять предложение журнала написать рецензию на выступление великих мастеров.
В апреле 1976-го года я с семьей эмигрировал. Мы жили в Голландии, я много концертировал, преподавал в Амстердамской консерватории, часто выступал в Большом и Малом залах Concertgebouw. Благодаря моей антрепризе, имел возможность бесплатно посещать любые концерты. Приезжало очень много пианистов. Я слышал: Бренделя, Поллини, Ашкенази, Пирес, Давидович… Каждый из них был по-своему хорош, все они были блестящими. Но мне довелось несколько раз слушать в Concertgebouw Эмиля Гилельса: был незабываемый концерт Грига с оркестром Concertgebouw, потрясающие сольные выступления – Бетховен, Моцарт, Метнер…
Великий Бог для нас – это, прежде всего, гармония и свет. Тогда об Эмиле Гилельсе можно сказать, что его искусство было божественного происхождения.
Нужно отметить, что Большой зал Concertgebouw, акустически один из лучших в мире, вызывает у ряда пожилых знаменитых музыкантов, не обладающих особым здоровьем, опасения из-за некоторой своей особенности. Речь идет о длинной лестнице, ведущей из артистической комнаты по прoхoду вниз на сцену, между рядами сидящей амфитеатром публикой. По этой же лестнице, естественно, необходимо было пройти после выступления обратно в артистическую, на этот раз вверх…
Возможно, для Давида Ойстраха, Эмиля Гилельса и некоторых других больших музыкантов, эти подъемы после невероятного концертного напряжения не проходили бесследно, больные сердца давали о себе знать…
После потрясающего сольного концерта Эмиля Гилельса 30-го января 1979-го года я, забыв обо всем, бросился в артистическую Большого зала его благодарить. Я хорошо знал, как опасно для советского музыканта любое соприкосновение с эмигрантами, как никого из знаменитостей не выпускают на зарубежные гастроли без сопровождающего его гебиста. Амстердам пользовался у брежневского руководства особенно дурной репутацией: Юрию Егорову предоставили политическое убежище, Екатерина Новицкая «пропала» из той самой артистической комнаты, куда я направлялся…
Эмиль Григорьевич стоял в артистической, облокотясь на рояль. Кроме
него в артистической был только еще один человек. Этот человек был легко
узнаваем, типичен, без возраста и лица, в черном костюме и в черном
же галстуке. Он стоял поодаль, в нескольких метрах от нас и сверлил
меня взглядом. Эмиль Григорьевич меня узнал и протянул навстречу мне
руку, а я произнес взволнованным голосом слова признательности, восхищения,
благодарности. Человек, жаливший нас взглядом, подошел чуть ближе. Эмиль
Григорьевич спокойно сказал:
- Я знаю, у Вас все хорошо. Я рад за
Вас. Вы правильно сделали…
И, не обращая внимания на подошедшего,
снова протянул мне руку для теплого прощального рукопожатия…
Марк Лубоцкий,
Гамбург, 4 декабря 2011 года